"Подсказок больше не будет", ZodD и Cress

Глава I. "Абассака"

Бреаз закурил сигарету и немного сбавил скорость. Черный автомобиль летел по ночной трассе, рассекая конусами фар незаметно подкравшуюся темноту. Колеса шуршали по мокрому асфальту и, в купе с мельканием разделительных полос, вводили в некое подобие транса. Черная лента дороги, освещенная только пятнами редких заправок и придорожных кафе, уходила вдаль, исчезая в желтом зареве огней далекого еще Города.
Звуки дороги, ревущего двигателя и ветра заполоняли все пространство салона вязкой мутью и постепенно исчезали, уходили в фон, оставляя в ушах лишь белый шум. Тонкие струйки сигаретного дыма медленно поднимались вверх и, подхваченные рвущимся в узкую щель опущенного стекла встречным потоком, уносились в неизвестность. Бреаз любил такое состояние, чем-то похожее на действие малой дозы наркотика. Мозг удивительно пуст, в нем нет даже эха мыслей, огромная Вселенная исчезла, рассыпалась в прах, тончайшую пыль, неслышно оседающую по обочинам дороги - последнего, что осталось в этом мире. Стоит подумать о чем-то, и из этого локального Апокалипсиса родится новый, бесконечный мир, ужасающий своими размерами и удивляющий своей красотой. Главное не думать о той мерзости, что сгинула только что в серой пыли у обочин, главное, не давать ей шанса ожить вновь. Но о чем же думать тогда?

- Ну, и о чем ты думаешь? – прервал тишину Саня.
Бреаз молча выкинул окурок в окно.
- Нехуево получается, да, - спросил Саня громче, поворачиваясь на сиденье. – Нормально так. Только надо будет грамотно прописать все, и подсказки по времени продумать.
- А давай без подсказок вообще? – нехотя поддержал разговор Бреаз.
- Да ты чо? Нафиг надо? Я понимаю, что экстрим делаем, жесть и все прочее.
-Кровь, говно и майонез «Ряба»! – выкрикнул Бреаз, улыбнувшись.
- Да-да, но будут же тупорезы всякие, потом навалов будет куча, срач. Бонусов не сосчитаем, да и вообще.
- Не похуй? – бросил Бреаз, сбавляя скорость перед заправкой.
- Бреаз, я понимаю, что ты делаешь игры для себя, но надо думать о командоориентированности. Домен должен расти, и вообще. Да ты и сам все понимаешь, просто мозги мне паришь. Надо вылезать на первые места, у нас же тут рай, ебеней немеряно. Прикинь, что можно понаделать в Городе и вокруг? Да мы станем столицей Энкаунтера, я тебе говорю! Рисуй семь звезд.

Бреаз встал из-за руля, улыбнулся и хлопнул дверью. Саня. Саня кайфовый чел, излишне ведется на всякие там рейтинги, цацки и прочую попсу, но что бы Бреаз без него делал? Да ничего, все его сверхидеи так и сгинули бы без всякой попытки реализации. Саня был катализатором и, наверное, единственным человеком на Земле, способным дать пинка под зад Бреазу и заставить его что-то делать. Бреаз никогда в этом не признался бы никому на свете, и даже себе самому, но без простого, прямолинейного и слегка простоватого Сани никогда бы не было всех тех абсолютно безбашенных бреазовских игр, сделавших из его имени маленькую легенду.
Многие не понимали, почему правильный и занудный Саня дружит с маргиналом и оторвой Бреазом, вернее наоборот, почему Бреаз позволяет ему с собой дружить. Ответ очень прост – они познакомились, когда обоим еще не было и года.
- Полный 98-го на пятую…и пачку сигарет, - бросил продавщице Бреаз. Продавщица натужно улыбнулась, отбивая чек, а Бреаз, выйдя из задания заправки и быстро расковыряв пачку, закурил, не обращая внимания на предупреждающие знаки.

Бреаз бухнулся на сиденье и завел мотор.
- По домам? Или ты куда? – спросил он Саню.
- Да, спать и завтра с утра я на движок. Ты мне тексты прислал?
- Нет, скину, как до нета доберусь, - ответил Бреаз.
- Вот опять мы все в последний день доделываем, мы вообще хоть одну игру сделаем четко?
- Блять, когда у нас не четко было, алё? Мы же супермегаорги, ты забыл что ли?
- Хм. Без вопросов! Завтра тогда в 12-00 у ДК? – Саня выделил голосом последнее слово.
- Да… Будем делать жестокую жесть, жаль, что команды фишку не заценят.
Мотор взревел и черная машина, вильнув и слегка уйдя в занос на выезде, унеслась в ночь.

ДК был самым обычным зданием в стиле совкового псевдоклассицизма. Трехэтажный желтый сарай с безобразными пухлыми колоннами на фасаде, построенный в промышленном пригородном Поселке для организации досуга рабочих механического завода. Широкие ступени парадной лестницы, оббитые до арматуры, облупившийся герб СССР на портике, ржавая двускатная крыша и торчащие ржавые вентиляционные трубы по бокам. Когда и почему он стал забросом, никто и не знал. Сколько Бреаз себя помнил, безобразная громадина торчала у рощи, которую так и не превратили в парк, осыпалась, облазила и с каждым годом все больше походила на гнилой зуб с кариозными дырами окон. В общем, обычная локация, без всяких прикрас, для всех, но не для Бреаза с Саней.
В детстве они каждый день ходили мимо ДК сначала в садик, потом в школу, играли с местными пацанами в войнушку в соседней роще, полжизни этот ДК был рядом. Каких-то сто метров и ты, протиснувшись сквозь любую из десятков щелей в досчатом заборе, стоял у ступеней главного входа. Но только никто из них бы никогда не решился на это по доброй воле. В ДК жил Хуйпойми.

Кто он, никто не знал, откуда взялся – тем более. За это, собственно, он и получил свое прозвище. Хуйпойми был большим, вонючим бомжом, заросшим грязной черной бородой до самых глаз, одетым в гнилую фуфайку и замотанный сверху многочисленными покрывалами и платками. Огромный, как медведь, в своем рваном и грязном наряде, он ходил по району и рылся на городской свалке, что была неподалеку. Даже заводские алкаши брезговали с ним общаться, и как будто побаивались. Взрослые пугали им детей, но относились терпимо, и сами старались обходить стороной при случайной встрече.

Для Бреаза, Сани и всех остальных местных мальчишек Хуйпойми был олицетворением хтонических сил и вызывал панический ужас. Почему? Непонятно. Но кинуть в него камень, или даже просто окликнуть издалека никто и подумать не мог. А вот сам Хуйпойми иногда выглядывал из-за забора и что-то кричал детям. Это грузное существо обладало очень низким и хриплым голосом, будто он вырывался из горла, полного обойных гвоздей. Встряхните жестянку с ними, и поймете, о чем я говорю. Удивительно, но даже когда он говорил шепотом, его слышали за сотни шагов, и, что еще удивительнее, он знал многих детей из окрестных домов по именам. «Санечка, Вася, Катюша!» - влажно шипел Хуйпойми из оконного проема или заборной щербины. – «Идите сюда, я вам дам конфеток, леденцов». От этих слов все сжималось внутри, и хотелось бежать в глубь спасительной рощи или в прохладу родного подъезда. Хотелось закрыть глаза и уши, затаиться и ждать, пока темный силуэт не исчезнет в утробе старого желтого дома.

Бреаз никогда не забудет тот спор. Из-за чего он вышел, уже и не вспомнить. Главное: Бреаз проиграл, а условием поражения было войти в ДК и выйти, только досчитав до ста.
- Что, слабо тебе, придурок? – усмехнулся толстый Борька, с которым и поспорил по глупости Бреаз. – Зассал, салажонок, хаха?
- Иди в жопу, свинья жирная, - огрызнулся Бреаз.
- Ты чо? А в лоб не хочешь, баран? – Борька начал багроветь и сжал свои пухлые, но твердые кулаки.
- Успокойся, а? Я сказал, я сделал, - отрезал Бреаз. – Чего там страшного? Это вы, сыкуны, боитесь непонятно чего.
- Слышь, Виталик, - осклабился Борька, обращаясь к Бреазу. – Ты не бодрись. Так и скажи: «Я, пацаны, зассал», и не ходи никуда. Мы и так знаем, что ты - девка!
- Ты сам девка, урод! Я сказал: пойду! Мне не слабо, - ответил Бреаз, рисуясь, хотя внутри все вковал предательский холод безотчетного страха.
Развернувшись, Бреаз быстро зашагал к ДК, сильно припечатывая подошвы сандаль к земле.
- Виталь, ты только это… - крикнул в след Саня, но Бреаз отмахнулся. Да подумаешь, зайти и до ста посчитать, фигня. Что все, вообще, так боятся этого бродягу? Тем более далеко заходить и не надо, можно постоять недалеко от входа да и выйти обратно. Может, его там и нет, или спит он, или что еще.
- Штаны не обмочи, сестренка! – заорал за спиной Борька, раздались смешки. Бреаз стиснул зубы и зашел за забор.

Внутри было тихо, темно, прохладно и пахло сыростью. «Раз-два-три-черытре..,» - начал считать про себя Бреаз. Он стоял в громадном холле старого ДК с облупившимися лепными шнурами из колосьев на потрескавшихся стенах и странными темными разводами на полу из мраморной крошки, и, вдруг, страх исчез и уступил место любопытству. Что там, за этими рассохшимися дверьми? Бреаз досчитал до двадцати, и сам того не желая, двинулся вглубь холла к темной щели между створками дверей на дальней стене. Шарканье сандаль по грязному полу, многократно усиленное эхом, гуляло под высоким потолком. Шаг, еще, и вот рука Бреаза уже толкает тяжелую дверь на ржавых петлях. От громкого, дребезжащего скрипа он даже вздрогнул. Темный проем открылся, как пасть чудовища, глаза уже привыкли к темноте, но там, за порогом, тьма была еще гуще. В нерешительности Бреаз постоял немого и шагнул в проем, он уже перестал считать, но даже этого не заметил.

За дверьми был актовый зал, пыльные ряды сидений, местами опрокинутых или выломанных, уходящие вдаль доски половиц и полустертая надпись «Слава труду!» на заднике темной сцены. Поднявшись по уныло скрипящим ступеням, Бреаз встал в самом ее центре. Он стоял посреди самого страшного места из всех, что знал, повернувшись лицом к мертвому безмолвному залу ободранных стульев, и молчал. Страха не было, Бреаз оцепенел от захватившего его какого-то нового чувства. Зал молчал, зал смотрел на него тысячей глаз несуществующих зрителей, затаивших дыхание в ожидании его – Бреаза – слов. Невидимые волны шли от самой галерки, пронзая все тело замершего на старой сцене мальчика. Слева раздались шепотки, но тут же умолкли, смутившись своей неприличности в священной тишине, зал замер, зал, натянутый, как струна, замер в ожидании, когда стоящий на сцене сделает шаг к рампе и скажет им то, чего они так ждут.

Удивительная легкость родилась где-то в самом низу и потекла через тело Бреаза к самой макушке, вытягивая его вверх. Невидимые лучи юпитеров озарили его фигуру, бросив многократно повторенные тени на обветшалый лозунг за спиной. Бреаз вздохнул полной грудью, раскинул руки и уже подался вперед для того шага, что взорвет безмолвие зала, наполнив сырой воздух красками, криками и гудящими аплодисментами. Как вдруг в одном из маленьких, похожих на бойницы, окон под самым потолком зала, где должны были находиться кинопроекторы, появилось лицо Хуйпойми.

Нижняя челюсть Бреаза сдвинулась вниз, рот открылся сам собой, он замер, и кожа на затылке и локтях противно стянулась от крупных мурашек. Хуйпойми – самое страшное, что есть на свете – просто глядел на него из маленького окошка и молчал. В ушах застучало, и в зале началась паника. Незримые зрители бежали к дверям, спотыкались, лезли через ряды сидений, толкали друг друга и топтали упавших. Бреаз и сам видел себя бегущим среди них, но не двигался с места. Крики, шум, визг затоптанных толпой, плач и вой заполнили его уши, зал стремительно пустел, и вот последний зритель вырвался из предательской тьмы в светлеющий проем двери, а Бреаз все стоял, вытаращив глаза на самое ужасное, невозможное, непостижимое существо в мире, и молчал, боясь вздохнуть.

- Виталик? – хриплый рык взорвал пыльную пустоту зала. – Виталик, иди сюда.
Хуйпойми медленно протянул к Бреазу руку из окошка. Толстые желтые пальцы появились из черной пустоты рукава и сомкнулись, схватив пустоту, но Бреаз отчетливо почувствовал шероховатые мозоли, сжимающие его горло и, захлебываясь, закричал так, что заныли легкие. Он бросился бежать, вперед к свету, долой из этого сырого мрака.

Бреаз в два прыжка преодолел лестницу, царапая плечи, протиснулся сквозь ближайшую щель в заборе, и, не переставая кричать, побежал к роще. Компания мальчишек, во главе с Борькой ржала, смотря, как он улепетывает. Бреаз, не обращая внимания на их выкрики, пробежал мимо и устремился в прохладную тень деревьев. Вдруг смех затих, и вся компания тоже кинулась врассыпную, кто-то закричал, но Бреаз уже не слышал. Его ступни горели, руки были исполосованы ветками, а он все бежал, и не думал останавливаться.

- Что там было-то, - спросил Саня, садясь на диван.
- Пиздец, - коротко ответил Бреаз.
- Да? – брови Сани взметнулись вверх, - А что именно то?
- А именно пиздец и был, - ответил Бреаз, подперев голову рукой. – Сань, ты не обижайся, но вали, наверное, домой?
- Да. Я понял, Виталь, - Саня сложил руки на коленях. – Извини, что я пристал, я пойду.
- Иди, - только и ответил Бреаз.

Он проводил друга до двери и, даже не попрощавшись, захлопнул за ним тяжелую дверь.
Всю ночь он не спал. Он снова был на сцене. Хуйпойми стоял над ним, протягивая свои желтые пальцы к горлу, стоял и шептал: «Виталик, у меня конфетки. Иди ко мне, Виталик!». В зале кричали и плакали, в зале просили пощады. Бесплотные невидимые зрители, прятались за спинками сидений, катались по деревянному полу зала, выцарапывая себе глаза, чтобы не видеть того, что сейчас произойдет. Но весь этот гомон тонул во всепоглощающем шепоте: «Виталик! Виталик!». Бреаз пытался бежать, но путался в простыне и падал, а обернувшись, опять видел эти желтые пальцы. Он пытался ползти, но простыни все туже сковывали тело, локти вязли в мокрой от пота материи, колени стучали по полу, но он не продвигался ни на сантиметр к проему двери, за которой – он знал – его ждет солнце. И вот прохладные пальцы ложились ему на лицо и, царапая кожу, спускались ниже к трепещущему от крика горлу. Зал ахнул и застыл в оцепенении.
Бреаз сел на кровати и отдышался. Он тихо встал, вытер лицо о простыню, и начал одеваться. Руки тряслись, его колотило.

Тихонько, чтобы не разбудить родителей, Бреаз вышел в коридор и взял папины ключи с тумбочки. Зажав рукой замок, он медленно повернул ключ, вышел в темный подъезд и аккуратно закрыл дверь. Через пять минут он был уже у гаража. Открыв два замка, он подошел к отцовскому мотоциклу, взял с полки пыльную банку и шланг. Открутив тугую крышку бака, он высосал из шланга воздух и опустил его ниже бака, как учил его когда-то отец. В банку полился желтоватый бензин, смешанный с маслом.
Бреаз захлопнул двери гаража, закрыл замки и двинулся к ДК. Страх пропал, в голове все стояли крики зрителей, его колотила дрожь, но это не был страх, это была решимость. Десять минут, и он уже на ступенях ДК. Дело за малым. Направо, лестница, четыре пролета, коридор, бледная луна в оконных проемах, снова сырость и гниль. Пол третьего этажа был из таких же досок, как и в зале. Бреаз быстро шел, половицы пружинили под его ногами. Еще вперед, вот и середина здания, судя по окнам. Здесь должна быть проекторная. Деревянная дверь, оббитая жестью, кровь шумит в висках. Бреаз осторожно открыл ее, темно, тухлый запах ударил в нос. Очень темно, но слышно, слышно. В комнате кто-то есть, и Бреаз знал, кто это. В непроглядной темноте проекторной, в самом углу, выделялось большое пятно. Это пятно дышало, и Бреаз слышал его дыхание. Осторожно ступая, чтобы не разбудить, Бреаз подошел к Хуйпойми. Лоб был мокрым и холодным от пота, кто бы мог подумать, что Бреаз решится на такое? Подойти к своему страху на расстояние вытянутой руки, это было немыслимо еще вчера, но сегодня всё изменилось. Самое ужасное на свете лежало рядом, всего в шаге, и…и просто спало.

Бреаз сжал зубы и поднял банку, бензин вязкой струей потек за безформенную массу, лежащую у его ног. Бензин вылился весь, Бреаз даже встряхнул банку, стряхивая последние тягучие капли. Хуйпойми даже не пошевелился, он все также хрипел во сне. Бреаз замер. В ДК было холодно, и он боялся пошевелиться, ведь стоит сделать хоть движение и дрожь, затаившаяся в коленях, пронзит судорогой все тело. В проекторной было темно, и хорошо, что темно. Если бы Бреаз увидел, что там чернеет в темноте у его ног при свете, он, наверное, так бы и окаменел навсегда.

Но решение было принято, но они слишком громко плакали, но он и не мог поступить иначе. Рука скользнула по ткани брюк, пальцы нащупали картонный коробок, тонкая щепка чиркнула, чихнув искрами, и дрожащий язычок пламени озарил проекторную. Сразу стало темнее, мир сжался до маленького алого лепестка в кромешной тьме. Клочок солнца сжался, будто ощутив страх того, кто держал его в своих руках, задрожал, замер на секунду голубой точкой в пустоте, и вспыхнул снова. Бреаз стоял и смотрел на танец огня в своей руке, а потом пламя обожгло его пальцы, и спичка сама выскользнула из них.
Она упала вниз, в темноту, на мгновение потухла, и тут же в тишине маленькой комнаты, нарушаемой лишь легким шорохом ветра, с шумом вспыхнул костер. Огонь шлепнул теплыми ладошами по щекам Бреаза, обжег кожу его рук, встал столбом, и дикие тени заплясали на стенах. Бах! Как обухом по голове. Крик! Нечто бесформенное вздыбилось, вскочило, выросло до самого потолка. Нечто раскинуло руки, и в проекторной стало еще светлее.

И Бреаз побежал, он ударился об косяк и вывалился в коридор, но тут же вскочил и побежал дальше. Сзади раздался жуткий крик, Хуйпойми не мог так орать. Тысячи скрипок взвыли, завизжали рвущиеся струны, и эхо… казалось, эхо этого вопля било в спину удирающего Бреаза тяжелым упругим кулаком. Визжащее грузное тело настигало его, вот еще секунда, еще шаг … Вот уже и лестница, Бреаз метнулся вниз, перепрыгивая через три ступеньки. Эхо крика, усиленное тесными объятьями пролетов, било в уши, заглушая бешенный стук сердца. А Бреаз просто бежал.
Он остановился только у самой рощи, ДК молчал, он был так же холоден и спокоен, как всегда. Только в окне третьего этажа плясали отсветы желтого огня. Бреаз отдышался, согнувшись и оперевшись руками на колени, и подумал: «Надо сбегать к колонке, иначе засекут. Руки…руки бензином воняют». Он еще раз кинул взгляд на желтые блики в черной глазнице уснувшего исполина и убежал в ночь.

Черная машина, взметая клубы пыли, проехала мимо рощи и остановилась в сантиметре от обколотых ступеней лестницы. Сани еще не было, Бреаз ругнулся и достал мобильник.
- Сань, ты где?
- Ну, я еще еду, - крякнула трубка.
- Епсть, да давай резче! Время уже жмет. Игра через полчаса игра уже, мы вроде в двенадцать договаривались? – загорелся Бреаз.
- А ты сам где мотался? Я задания прописывал, мне тупо некогда было, - Саня тоже был на взводе. – Я б тебя не разбудил в обед, так вообще ничего бы не сделали!
- Ладн, остынь, все успеем. Веревку купил? Труп у меня с собой уже.
- Купил, - ответил Саня
- Ну и заебок. Я пока пойду метки нарисую, подъезжай резче, - сказал Бреаз и кинул трубку. Он знал, что это бесит всех, и Саню в том числе, но сейчас было не до вежливостей.

Внешне ДК за все прошедшее время, с тех пор, как Бреаз, наконец, к своей радости переехал из Поселка, никак особо не изменился. Он стал еще более старым и осыпавшимся, и крыша окончательно провалилась. Внутри же он преобразился куда сильнее. Видимо, с тех пор, как исчез тот самый жуткий обитатель, о котором не хотелось и вспоминать, это заведение стало очень популярным у местных пьяниц, бичей и шпаны. Стены были изрисованы черными каракулями с легкой претензией на граффити, пол усеян жухлыми окурками и битым бутылочным стеклом, здесь, как и раньше, пахло сыростью и пылью, но появился и новый, стойкий запах мочи. Бреаз вошел в утробу ДК и даже слегка вздрогнул сначала, но открывшаяся его взору картина так сильно отличалась от его воспоминаний, что он даже поморщился. Стараясь не наступить на неожиданную «мину», он проследовал к черному проему, где раньше висели желтые двери.

Зал был все таким же: те же ряды сидений, разве что выломанных стало больше, та же сцена, те же буквы «Слава труду!», и даже половицы так же скрипели под ногами. Он снова, как и пятнадцать лет назад, взошел по узким деревянным ступеням на сцену, снова повернулся к залу, замер… но ничего не произошло. Зал остался грудой ломаных досок, обтянутых гнилым дерматином, и только бледные искорки пыли, поднятые его подошвами, медленно плавали в темноте. Где же вы? Где ваши глаза, полные удивления и слез восторга? Вот он! Вот он, жесткий, напряженный, звенящий в тишине силуэт на сцене в луче одинокого фонаря, вот он, тот, кого вы столько ждали.
- Здорово! – крикнул Саня, опуская фонарь. – Не, зал классный, ты был прав, да.
- Привет, - нехотя ответил Бреаз, и добавил. – Где шляешься?
- А я, зато, все сделал…почти, - ответил, смутившись, Саня. – Я даже веревку уже привез. Где наш самый опасный пассажир?
- В багажнике. Спит, - усмехнулся Бреаз и спрыгнул со сцены на скрипучий настил.

Бреаз открыл запылившуюся крышку багажника, вытащил труп и бросил его на каменистую землю. Он был совсем не похож на настоящий, тут, в свете заката. Старый тренировочный костюм, грубо сшитый нитками и заполненный мятыми газетами с пришитой к воротнику пасамонтаной, натянутой на туго набитый полиэтиленовый пакет, и приколотыми строительным степлером к штанинам ботинками.
- Заебись! – громко сказал Саня. – Шикарно.
- Полдня делал, - мимолетом бросил Бреаз, аккуратно закидывая труп на плечо. – Пошли, времени нет, солнце уже садится.

Пока Саня старательно выводил код на стене зала, Бреаз пытался накинуть конец веревки на трубу, поддерживающую ранее занавес. Примерно с десятого раза это ему удалось и узел, завязанный для груза на конце, оказался в его руке.
- Сань, харэ возиться, идем вешать трупа, мне еще через пол-Города песдюхать на агентское, давай быстрее.
Саня бросил пустой баллон, залез на сцену и подхватил труп за подмышки..
- Как вешаем-то?
- Цеплять надо вот за это вот, - Бреаз показал на вешалку, торчащую из дырки на спине трупа. – Иначе башка оторвется.
- Вяжи, я натяну, - ответил Саня, выхватывая конец веревки у Бреаза. – Завязал, нормально? И-и, раз!
- Повыше, повыше, - сказал Бреаз, задирая голову. – Пусть не так заметно будет. Норм, вяжи!

Саня подошел к Бреазу и посмотрел вверх на результаты их труда.
- Ну и гавно-о, - сказал Бреаз. – Во-первых, нет петли на шее, а это палево, а во-вторых, конец веревки до пола висит.
- Ну да, - ответил Саня.
- Херня. Отвязывай и перевяжем.
- Не, Бреаз, нафиг надо? Я намертво завязал, только резать теперь. Давай лучше залезем и прям наверху переделаем?
- Что-то слабо верится, что получится, - ответил Бреаз и взялся за конец веревки.
- Давай я? – Саня выхватил конец у него из рук и быстро полез наверх.
- Только не ебнись, - Бреаз глядел ему в след.
- Неа, не дождешься, - улыбнулся Саня с высоты, и через секунду спрыгнул вниз. – Не, реально, так не получится. У тебя же стремянка в багажнике? Тащи!
- Ща, - крикнул Бреаз, спрыгивая со сцены, лишь у дверей поймав себя на мысли, как легко подчинился просьбе…нет, приказу Сани. Если честно, он просто хотел оказаться снаружи хоть на минуту и был рад такой внезапной возможности.
- Ну, где ты там? Игра уже идет! – крикнул Саня Бреазу, волочащему сложенную алюминиевую лестницу.
- Харэ орать, а? Не паникуй, все сделаем, - Бреаз слегка дернул плечами, возвращаясь в темноту зала.

Минута, и лестница была разложена. Она доставала до пояса повешенному трупу, Саня легко и быстро вскарабкался по ней и начал вязать на веревке хитроумный узел.
- Что ты вату катаешь там? – спросил Бреаз снизу. – Ты смотри не пизданись.
- Норм. Круто получится, - ответил Саня. – Бреаз, ты пока стопы нарисуй и проверь коды. Время!
Бреаз отпустил прохладные ноги стремянки, поднял Санин рюкзак, достал баллон с полимерной краской и сошел со сцены в зал, к стенам с кодами. Вдруг за его спиной что-то шлепнулось на пол, а следом последовал громкий стук падающей лестницы. Бреаз обернулся и увидел, как Саня как-то странно дернулся и стал скользить по веревке вниз.
Стремянка беспомощно распласталась на сцене. Его глаза округлились, и вдруг совсем неожиданно петля в Саниной руке мелькнула в воздухе и стала затягиваться на шее. Саня зарычал, завыл, махая ногами.
- Бля!!! – заорал Бреаз. – Саня, еп!
Он прыжком влетел на сцену, рванулся вперед и тут же получил ботинком в лоб. Саня дергался на веревке, схватив руками петлю, все туже стягивающую его горло.
Бреаз прыгал, но выше Саниных колен дотянуться не мог. Тогда он просто схватил друга за ботинок и стал толкать вверх. Саня захрипел.
- Сань, пиздец, подтянись! Ты можешь подтянуться?!! – орал Бреаз, дико выпучив глаза, но Саня только шипел в ответ, его слюна капала вниз на сцену и на лицо Бреаза.

Что делать? Отвязать, отрезать веревку? Это значит бросить Саню болтаться в петле на высоте трех метров. Так и держать? Надеяться, что он сможет растянуть петлю и вырваться? Бред! Бред! Он без кислорода уже почти минуту, кровь прилила к лицу Бреаза и руки начали неметь. Противно сжалось что-то в самом низу живота. Его друг, его лучший друг умирал на его глазах просто по глупости. Бреаз завыл и толкнул Саню как можно выше вверх. Внезапно, он встретился с ним глазами. Бреаз ожидал увидеть выпученные белки со стеклянным блеском, но вместо этого сверху на него глядели две хитрые, смеющиеся щелочки. Еще секунду назад беспомощно бьющийся в петле Саня улыбнулся, дернул толстый узел на петле, и веревка сползла с его шеи.

- Абассака?!!! – закричал Саня. – Бреаз, ну реально, абассака, да?
Голова закружилась. Бреаз бросил Саню и быстро отошел на три шага назад. Саня, лишившись опоры, рухнул на сцену, выбив струйки пыли из щелей половиц, но не прекратил смеяться.
- АААА, Бреаз!!!! – хохотал Саня, схватив ушибленный локоть. – Ну и рожа у тебя была! Абассака!!!
Бреаз молча стоял и смотрел на друга, сидевшего на полу сцены, и руки его сжались в кулаки.
- Ты совсем ебнулся!!! – закричал он таким страшным голосом, что Сашин смех сразу оборвался.
- Да это же просто прикол, ты чего?

Лицо стало холодным, как будто он выпил залпом стакан водки, капли холодного пота защекотали шею, Бреаз с силой всадил кроссовку в улыбающееся лицо Сани. Саня странно хрюкнул и откинулся назад. Бреаз было кинулся на него, но, постояв минуту сжимая до боли кулаки, шепотом сказал:
- Ты такой пидарас, Саня.
Повернулся и быстро пошел прочь.
- Бреаз! - крикнул Саня, приподнимаясь, шмыгая и ощупывая лицо. – Бреаз, я же просто пошутил. Это же прикол. Абассака!
На улице глухо хлопнула дверь машины, взревел мотор, и мелкие камни застучали по старым щербатым ступеням. Бреаз уехал.
- Да что ты начинаешь, - пробормотал Саня, вставая. – Ну…ладно.

Вытерев кровь на вспухшей губе, он встал и, шатаясь, подошел к валяющемуся на сцене трупу. Игра уже идет, минут пятнадцать, а может и больше. Придется вешать самому, а уже потом ехать искать Бреаза. Блин, некрасиво получилось. Саня достал из кармана нож и отрезал привязанный к стойке у края сцены конец. Завязав петлю на шее трупа, он аккуратно продел веревку через крючок вешалки, подрегулировал длину и затянул узел. Осталось только натянуть веревку, поднять труп и закрепить на той же стойке. Дернув посильнее, Саня пошел к краю сцены, поднимая труп все выше. Вот он у стойки, еще узел, и надо ехать, садиться на инет. Еще два задания не до конца прописаны. Ну да ничего, они в конце, еще часа четыре форы есть минимум.

Вдруг веревка резко натянулась, Саня машинально схватился за нее и, подлетев на полметра над полом, приземлился на колени посреди сцены. Сзади раздался хриплый низкий голос, будто из горла, полного гвоздей:
- Саня?
Саня вздрогнул, так и продолжая стоять на четвереньках на полу.
- Санечка, здравствуй, - раздалось сзади.
Саня приподнялся и стал потихоньку оборачиваться. Вдруг на его шее железными тисками сомкнулись сильные холодные пальцы.
- Смешно, Санечка, - прохрипел человек, заросший грязной бородой по самые глаза. – Смешно ты с ним.
Саня попытался вырваться, но темная фигура, выросшая неизвестно откуда в пустом зале старого ДК, легко оторвала его от пола, подняла вверх и накинула ему на шею веревочную петлю.
- Как ты сказал, детка? – спросил Хуйпойми. – Абассака?
Саня лишь хрипел в ответ, чувствую, как теплое влажное пятно расползается по его джинсам. Хуйпойми дернул веревку, поднимая его тело вверх, под самый потолок. Саня втянул голову в плечи от резкой боли, услышал противный, отдающийся внутри черепа хруст его собственных позвонков и ощутил, как шея странно вытягивается, и холод бежит по коже от горячей полосы тугой петли вниз. Шершавый ком застрял в гортани, глаза заволокла темно-красная пелена, и где-то в ушах сквозь тонкий писк еще слышался хриплый смех, похожий на скрежет несмазанных дверных петель: «Абассака! Абассака! Абассака!»

А в роще у ДК уже заплясали яркие лучи фонариков.

ZodD, Краснодар, 2009. "ДжазКафе"

Это черновик. Надеюсь, из него получится своеобразная замануха.

Хехе, опаникуа.

а я в контакте прочитал уже))

санёк то сдох? давай продолжение ))

Сдох. И в этом вся интрига остальных одиннадцати глав.

не остальных, а следующих.

с таким началом в остальных главах весь остальной ен города сдохнет.

Город большой.

когда ожидать след глав?